Rasen no konsui...

[hotarubi88]

Tooru/Takanori


saund Dir En Grey – Zomboid (Reishiki Mix)
***
Вечер черным глянцем растекается по стенам высотных зданий. Но взбудораженный Токио и не думает отдыхать, встревоженный разноцветными огнями бесконечных фонарей, неоновых реклам, ярких фар несущихся автомобилей. Холодный дождь неустанно стучит в окна, сочной акварелью размывая многолюдные улицы. А здесь, в маленьком баре тепло, сухо и жутко тесно, но деваться мне особо некуда. Времени полно, да и пива еще только вторая бутылка. Не то чтобы я был заядлым алкоголиком, но именно сегодня мне просто нестерпимо хочется напиться. Изгнать из воспаленной головы непрошенные мысли, забыться и просидеть тут до самого утра, чтобы потом, спотыкаясь плестись домой и все же доползти до своей кровати, наконец, провалившись в беспамятный сон. Именно такой план действий на сегодняшний вечер. Завтра законные выходные, так что торопиться не стоит. Хотя, что уж там, с работы меня уволили и теперь каждый будничный день для меня, как выходной пока не закончатся деньги. Но об этом думать совершенно не хотелось.
Я прикурил сигарету, стараясь поудобнее устроиться на жестком табурете возле барной стойки, но похоже это невозможно. Душно и шумно. От сильной влажности воздух становится неприятно липким и оседает на коже, смешиваясь с блеклым дымом. Но мне плевать, насколько это возможно сейчас мое внимание занимает пивная этикетка на моей бутылке, ну и немного острый локоть сидящего рядом упитанного мужика, норовящего вот-вот спихнуть меня. И зачем я вообще сюда приперся? Мог бы накатить и дома. Ну да, в пустой унылой квартире, осточертевшей и вызывающей лишь одно желание: накинуть веревку на люстру и пнуть табуретку под ногами. Или же отправиться в другое место более приемлемое, более дорогое, в компании своих обеспеченных и прилизанных пафосом коллег. А я бы вполне неплохо повеселился, просрал бы все свои немногочисленные деньги, завтра же положив зубы на полку, и опять же пресловутый вариант с веревкой и табуретом. Да и занять не у кого, ведь у меня и друзей то нет. До зарплаты ждать тоже не вариант, ибо в ближайшее время ее больше не предвидится. Хмм... Моя жизнь складывается как нельзя лучше. Горькое осознание этого нахлынуло на меня вместе с исчезнувшей половиной второй бутылки. Сигарета забыто тлела в пальцах, тщетно пытаясь успокоить, и этикетка уже не казалась такой интересной. Я меланхолично топил мутный взгляд в переполненной пепельнице перед собой, все дальше уплывая в пьяную задумчивость. Бестолковые мысли настойчиво роились в голове: тяжелые, тоскливые, неумолимо перетекая в воспоминания. Мобильник в кармане все так же молчал, убитый и никчемный. А так хотелось, чтобы он снова ожил внезапным теплым сообщением или звонком. Хотелось еще раз услышать тихий и родной хрипловатый голос того, кто все еще был мне дорог. Воспоминания колючим комком осели в горле, не давая спокойно дышать. И какого черта я опять думаю о нем?! Почти год прошел, все закончилось и должно остаться там, глубоко на дне моего мрачного запыленного чулана. Но нет же... Тоору... ты до сих пор продолжаешь нагло хозяйничать в моей голове, в груди, издевательски, по кусочку отрывая от моей глупой изношенной мышцы. Хочется крикнуть: "Оставь меня уже, мать твою, в покое! Прочь из моей головы!" Но пальцы машинально ищут в кармане равнодушный пластик телефона, еще надеясь на что-то.
Сигарета неизбежно скончалась, сменившись следующей, теперь я неосознанно тереблю металлическую подвеску с крестом, периодически проглатывая горькое пиво, а неумолимые волны мутных воспоминаний несут меня все дальше. В самое начало трехлетней давности, в дождливое лето с пряным запахом зеленой листвы и пьянящей терпкости, его запахом.
Все началось с моей долбанной работы, тогда я так не считал. Мне нравилось это место, довольно известная звукозаписывающая компания в монолитном высоком здании - это вызывало какую-то гордость. Хотя я там был практически никем, так обычный менеджер, иногда курьер, иногда мальчик на побегушках. Я до последнего надеялся, что мой художественный талант все же заметят и оценят, я смогу создавать обложки альбомов, рисунки, какие угодно творческие композиции, лишь бы заниматься тем, что по истине люблю. Но мои мечты цинично разбились через год работы, я даже не стал собирать осколков, сожалеть и искать что-то другое. Не знаю почему, но, похоже, деньги, которые мне платили, заткнули все желания трепетной души. А потом мне и вовсе стало не до работы. Однажды они пришли подписывать какие-то бумаги, обсуждать договоры. Я не первый раз видел их, часто мелькали повсюду. В музыке я не особо разбирался, не слышал их песен, но знал, кто они: довольно известная рок группа, хорошо продаваемый бренд и похоже постепенно становящиеся культовыми персонажи музыкальной рок сцены. Для меня - не сильно отличающиеся от остальных. Но все же было в них, в их образе, что-то уникальное, притягивающее внимание, невольно вызывая странное уважение. Меня попросили принести кофе, после завалив нудной бумажной работой. Разобравшись со всеми делами, я засобирался домой.
Конец августа, а за окном проливной дождь, сплюнутый свинцовыми тучами, не жалевшими расползаться. Выйдя из здания, я заметил невысокую фигуру вокалиста стоявшего под козырьком. Он молчаливо курил, равнодушно глядя на стену холодных капель перед собой. Странно, что он не уехал с остальными или же не сел в свою удобную и наверняка дорогую машину. Почему-то тогда показалось, что он кого-то ждал, но уж точно не меня. И черт же дернул предложить ему зонтик….
Мы шли молча, каждый в своих мыслях, хотя мои мысли были лишь о насквозь промокших ботинках, слишком маленьком размере зонта и о противных каплях, затекающих под воротник. Может поэтому я не заметил, как мы оказались возле моего дома, идти пешком от офиса и правда было недалеко, я совсем недавно переехал, но уже хорошо запомнил дорогу. Видимо слишком хорошо, что машинально привел сюда незнакомого человека, даже ничего не спросив. Мне стало жутко неудобно. Единственная мысль - крайне вежливо извиниться, отдать свой зонт и пулей скрыться в подъезде. Но Тоору, похоже, было все равно.
- Пригласишь?
Я лишь кивнул, а что мне еще оставалось, я чувствовал себя виноватым и вообще полным идиотом.
В тесном лифте я упорно старался не смотреть на него, но любопытство пересилило и, надежно завесившись густой челкой, я стал украдкой разглядывать. Смолянисто-черные волосы, влажно обмякшие, необычные черты, прочерченные строгие скулы, темные глаза поистине красивые, выразительные, но пугающие своим убийственно тяжелым взглядом. Крепкая стройная фигура, спрятанная под стильной кожаной курткой, солнцезащитные очки, зацепленные за край молнии. В такую-то погоду... Ах, ну да, неотъемлемый атрибут всех рок-музыкантов, так на случай если все окончательно задолбает. Довольно просто и ничего особо выдающегося, в общем-то, такой же человек, как и все. Но в голове назойливо крутилась лишь одна мысль: "Какого черта он делает в моем лифте?!" А через несколько минут и в моей квартире. Зайдя внутрь, Тоору внимательно осмотрелся, аккуратно разувшись, прошел в комнату.
- Такая маленькая квартира...
Ну конечно, с вашими звездными апартаментами и рядом не валялась. Уж простите, но бархатных диванов и золотых подстаканников не имеем. Я лишь недовольно фыркнул, но ошибся.
- Похожа на мою. Не люблю огромные голые дома в них так пусто, что самому можно потеряться.
Я скрыл удивление, заглянув в свой холодильник.
- Выпьете что-нибудь? Пиво, вода, молоко? А нет молоко, похоже, трагически скончалось. Тогда может чая?
- А что-то покрепче?
Он тем временем сел на пол, возле дивана непринужденно скрестив ноги. Странно, но он отлично вписывался в мой интерьер, словно был здесь всегда. Я вспомнил про вино, оставшееся после каких-то далеких праздников. Нормальных стаканов у меня никогда не водилось, что теперь меня немного напрягало. Я был уверен, что он привык к другой жизни, более комфортной и обеспеченной, всё же музыканты неплохо зарабатывают. Не смотря на комнату объединявшую нас сейчас мы были на разных ступенях социальной лестницы и от его, до моей нищебродской - приличное расстояние. Но когда он забрал у меня бутылку, по-хозяйски разлив напиток в предложенные обычные кружки, я начал сомневаться в собственных глупых предположениях. В конце концов, я ничего о нем не знаю.
- Возможно, вино вам не понравится. Оно слишком...
- Дешевое?
- Не очень вкусное.
- Знаешь, я не особо разбираюсь в винах.
Он мягко усмехнулся, делая уверенный глоток. Тогда я впервые увидел хоть какое-то проявление эмоций, почему-то это особенно запомнилось.
- Сколько тебе лет?
- 27. А вам?
- 30. Три года не слишком большая разница, верно?
- Хмм... Ну да...
- Тогда почему ты продолжаешь называть меня на "вы"?
Я совсем растерялся под его пристальным взглядом, стараясь скрыть неловкость в прикуренной сигарете.
- Может, ты просто не знаешь, как меня зовут? Ниимура Тоору. А ты кажется Таканори?
Я утвердительно кивнул, машинально повторяя про себя его имя "Тоору..." Вот и познакомились. Все это как-то странно, необычные ощущения заставляющие выпадать из реальности. Но я поймал себя на мысли, что мне это нравится. Мы молчали, разговор не клеился. Вино действительно оказалось довольно паршивым, с алкогольно-сладковатым привкусом вишни. Но я совсем не был против теплого дурманящего тумана в своей голове. Совершенно не сопротивлялся, когда Тоору осторожно поцеловал меня, правда злосчастная кружка чуть не выскользнула из рук. Его губы были такими мягкими и смелыми, с терпким вишневым привкусом, напрочь сводящим с ума. Я не был против, когда он неторопливо раздевал меня в темной спальне, обволакивая тело обманчиво-нежными ласками. Все было так правильно, будто так и должно было быть. Мы просто переспали, без лишних обязательств, утренних разговоров и сопливых обсуждений. Не было горячей бурной страсти с помрачнением сознания, но она появилась потом. Когда я вдруг осознал, что произошло, когда понял, что необратимо влюбился так просто и легко, слишком легко...
Тогда он ушел. Но потом мы встретились снова. Я принял его, со всем его багажом недостатков и сложностей таким, какой есть. Закрытого, сдержанного, любящего свое одиночество, ненормального, без особого всплеска эмоций и чувств, но безумно творческого и талантливого. В какой-то степени я даже гордился им, радовался его достижениям, стараясь только поддерживать, а не путаться под ногами. Все же, как бы предан он не был своему одиночеству, ему, как и всем обычным людям хотелось простого тепла, заботы. Чтобы кто-то любил, чтобы нуждался в нем. Таким стал я. И был уверен, что все получится, наивно купаясь в нашем, казалось, бесконечном времени. Но не заметил, как пролетели два года. Мы виделись не часто. Он был полностью поглощен работой: бесконечные туры, концерты, студийные записи. Это всегда было на первом месте, нет, скорее на особенном, не терпящем конкуренции. Музыка была неотъемлемой частью его жизни, настолько сильно въевшаяся, сросшаяся с ним, с его душой, что невозможно было найти разделяющей грани. Он дышал ею, как я пресловутым кислородом, так болезненно и остро впитывая ее, что мне порой становилось страшно. Это выливалось в мимолетные, не частые, но тяжелые кризисы, в глубине души я очень боялся, что он может что-нибудь с собой сделать, когда надолго запирался в своей квартире и не хотел никого видеть или же среди ночи срывался куда-то, возвращаясь только под утро, опустошенным и разбитым. В такие периоды мне оставалось лишь терпеливо ждать, я знал, что ничем не могу помочь, да и он бы никогда не позволил. Это жутко раздражало, собственное бессилие, его упрямство. И я крепче стискивал зубы в невыносимом ожидании, считая одинокие, бессонные ночи в надежде, что он не наглотается таблеток, не вскроет себе вены, а просто снова вернется ко мне. И он возвращался, залечивая очередную нанесенную себе рану, устало и спокойно засыпая на моей груди, вновь вернув шаткое равновесие своей непостижимой внутренней империи. Так случалось раз за разом и я всегда принимал его, может потому что любил, не знаю, но я готов был ждать его, прощать, терпеть его тягостное мертвое молчание и холод, сделать все, чтобы он чувствовал понимание и болезненную необходимость мне.
Постепенно что-то изменилось, он стал более мягким, открытым, подпуская на пару сантиметров ближе, все так же оставляя непреклонный километр предстоящего пути. Мы стали жить вместе, и это было ошибкой.
Прошел, как я считал, безоблачный счастливый год, начался следующий. Они уехали в долгосрочный тур заграницу. Я продолжал работать, каждый день невольно мечтая о том, что уже очень скоро смогу вновь обнять его, сварить утренний кофе и просто полежать рядом в ночной тишине, вслушиваясь в его ровное дыхание. Я по-прежнему опасался смотреть ему в глаза, просто боясь окончательно утонуть в нем, но почему-то тогда мне особенно этого хотелось. Я скучал, жутко, невыносимо, все больше изматывая себя глупыми мыслями о будущем. Пять месяцев казались бесконечным сроком. Мы не писали друг другу сообщений, не созванивались, Тоору считал это сентиментальным и абсолютно лишним, поэтому я не знал как он и где сейчас, получая все новости только из официальных источников. Это раздражало. Я начал задыхаться в своей пустой холодной постели, резко просыпаясь по ночам в липком поту или вовсе мучаясь от бессонницы. Мне катастрофически не хватало его, и я не понимал, что со мной происходит. Оставалось чуть меньше месяца до их возвращения, а я уже готов был лезть на стену, вгрызаться зубами в белую крошку потолка, это было невыносимо. Я не знал, смогу ли еще раз выдержать подобное снова, терзаясь этим тошнотворным ожиданием, скользкой петлей медленно сдавливающим горло.
Он вернулся внезапно, ранним утром прямо с самолета, просто кинул вещи и не раздеваясь заснул рядом. Он не сказал мне ни слова и на следующий день, до позднего вечера проторчав в студии. Никаких страстных объятий и поцелуев, радости новой встречи, мягкой улыбки, которая трогала его губы, когда он снова видел меня, никаких слов, ничего из того, что так хотелось мне, что я представлял каждую ночь, просто закрывая глаза. Я невольно начал винить себя. Может я что-то сделал не так? Может у него что-то случилось? Может, мать его, он встал не с той ноги или банально разлюбил? А вообще любил ли он меня... После нескольких дней игры в молчанку произошел взрыв. Цепная реакция яростно выплеснулась в нервный срыв, в хаотичное и жестокое разбивание всего, что попадалось под руку, Тоору не злился - он был на грани отчаяния. А я лишь остолбенело стоял, пребывая в странном шоке, хотя казалось, что еще могло бы меня удивлять. Книги, ноутбук, различные вещи, кружки оказались на полу и мне было совершенно не жаль их искалеченных сломанных тел, я словно прирос ногами к полу, не сразу заметив, что мелко подрагиваю. Он подошел ко мне и тихо произнес:
- Я не могу больше писать песни. Из-за тебя...
Я ослышался, мне хотелось так думать. Но это была реальность. Жесткая и неуступчивая. Я понимал, что это означает. Это конец. Внутри все сжалось, болезненно скручивая ребра. Я не мог взглянуть на него, просто боясь глупо по-детски расплакаться.
- Я много думал об этом. Прости, но тебе придется уйти...
Его слова леденящим свинцом впивались в мою голову, лучше бы это были настоящие пули. Мне и правда хотелось застрелиться. Я заметил несколько алых капель, тягучей смолой медленно срывающихся на пол с его крепко сжатой ладони, там внутри был осколок стекла. Тоору... Какого черта..?
Запах крови окончательно вывел меня из ступора. Я резко обнял его, прижимаясь к крепкой, теплой груди. Ками... как же я давно этого не делал, вечность или дольше, как давно хотел этого. И теперь не отпущу, не сейчас... никогда. Бешеный стук, глухой и импульсивный тревожно резал слух. Его тело, напряженное до предела, он молчал, не отталкивал, но и не обнимал меня. Тогда я думал, что он мог бы с легкостью ударить меня, придушить прямо здесь, но он этого не сделал и не сделал бы никогда.
- Какого черта, Тоору... - с трудом начал я, осторожно разжимая его окровавленные пальцы. - Ты так легко отказываешься от меня? Если я мешаю лишь твоей карьере, я уйду. Но я не позволю забыть меня, просто выбросить, как ненужную вещь. Не только тебе может быть больно...
Я уткнулся лбом в его плечо, не найдя больше слов способных передать то, что я чувствовал. Он продолжал молчать, а я продолжал вплетаться в его пальцы, медленно сжимая раненную ладонь все сильнее, ощущая, как острый осколок входит под кожу, причиняя болезненную онемелость. Но физическая боль ничто. Мы делили эту боль на двоих и были ближе, чем когда-либо. Я снова ждал, в ужасе представляя, что будет, когда он все же оттолкнет меня, расцепив руки, выкинет все мои шмотки и навсегда закроет входную дверь. Я не хотел думать, что будет после.
- Я не тот человек, который сделает тебя счастливым, Тано... - мягко усмехнулся он, плавно потянув за волосы на затылке, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза.
- Я так не думаю... - прошептал я, упиваясь черными безднами бушующих эмоций. Ощутил, как горячие губы коснулись моего лба, постепенно спускаясь все ниже.
- Глупый...
Полгода спустя мы расстались. Это было неизбежно. Как бы больно и горько не было, наверное, я просто устал... А Тоору... навсегда останется только Тоору, самим собой.
Я вышел из бара и слегка пошатываясь, поплелся вдоль улицы. Голова противно гудела от выпитого пива, от нахлынувших воспоминаний, вновь вскрывших мои плохо зарубцевавшиеся раны глубоко внутри. Глаза щипало от едкого прокуренного зала, а может от выступивших предательских слез. Но холодные капли непрекращающегося дождя благосклонно стирали все следы тоскливой памяти, скрывая лицо под мокрыми прядями волос. Я снова забыл зонт, хотя теперь я больше не ношу его с собой. Год прошел, а я по-прежнему не могу забыть и, наверное, не забуду никогда. Это мое клеймо, мои персональные шрамы и они останутся во мне до конца.
Шумная оживленная улица, бесконечный поток машин и людей. Я пытаюсь слиться с ним, будто от этого станет легче. Без остатка раствориться в этой улице, в этом городе, став единым живым организмом потребительского типа, серой бездушной массой. Не чувствовать, не вспоминать, ни о чем не мечтать и не желать ничего, кроме физиологической необходимости. Единицей населения, просто существуя в своей бетонной коробке, просыпаясь и засыпая день за днем. Ведь так проще, так легче...
Ноги онемело подкашиваются, еще немого и кажется я упаду прямо здесь, растянувшись на мокром асфальте. Может оно и к лучшему... Но я заставляю себя идти дальше, цепляясь за попадающие под пальцы столбы. Осталось совсем немного, только перейти дорогу и я почти дома. Подошвы ботинок ощупывают край поребрика и я вяло шагаю по белым полосам перехода. И почему они такие отвратительно белые? Почему не зеленые, красные или черные... как его глаза. Может написать...? Совершенно невзначай, простое короткое сообщение. Узнать, как он живет. Недавно я читал, что у него снова проблемы с горлом и голосом. Снова нихрена не бережет себя. Спрашивать как здоровье глупо как-то, да и теперь это не мое дело. Но... я все еще волнуюсь за него, черт возьми. Пальцы невольно потянулись в карман. Написать, а что дальше...? Взвизг шин по мокрому асфальту заставил меня вздрогнуть. Последнее, что я увидел - ослепляющий желтый свет фар грузовика. Последнее, что я услышал - хруст собственных костей. Что дальше? А дальше мертвая темнота...